| Консул | Дата: Среда, 28.02.2024, 17:28 | Сообщение # 1 |
Группа: Друзья
Сообщений: 6493
Статус: Offline
| Смеяна
О, тайна тайн! О, Смерти тайна!
(Эдгар Аллан По)
Посвящается памяти Сергея Александрова
Глава первая
Самолёт Boeing 777, принадлежащий российской компании «Аэрофлот», совершающий рейс Нью-Йорк – Санкт-Петербург приближался к пункту своего назначения, пассажиры, утомлённые двенадцатичасовым перелётом прильнув к иллюминаторам, созерцали раскинувшуюся под ними бескрайнюю равнину, кое-где покрытую снегом. У каждого из этих пассажиров были свои дела, свои проблемы, своя жизненная история. Была она и у Ефима Тряпкина, когда-то гражданина СССР, а нынче подданного США, впервые возвращавшегося в свой родной город почти через сорок лет, и потому испытывавшего чувство глубокого волнения. Россия встречала его во всей своей ранней ноябрьской красе, загадочная, манящая, неповторимая.
Родился герой нашего повествования в самом начале пятидесятых, когда ещё был жив товарищ Сталин, в обычной ленинградской семье, проживавшей на Среднем проспекте Васильевского острова. Детство Ефима было таким, как и у всех других ленинградских мальчишек тех лет, школа, озорные выходки после уроков, стрельба из ружья в тире, футбол, а отличие заключалось только в одном – дразнили его за фамилию. Частенько слышал он подстебки в свой адрес от одноклассников, но особенно ему доставалось от соседки с первого этажа, черноглазой девчушки лет пяти – Риты Ларичевой. Девчушка эта, прекрасно зная время, когда заканчивались школьные занятия, садилась у открытого окна, и как только появлялся Фима, громко орала на весь двор:
- Ляпка – тряпка!!!
Объект её насмешек грозился надрать ей уши, кидал в окно куски сухой земли, но озорнице было всё нипочём, в конце концов, она довела его до слёз, весь заплаканный он пришёл домой и попросил маму сменить ему фамилию. Мама выслушала сына, напоила сладким чаем и поведала историю о том, что основатель рода Тряпкиных был богатым и влиятельным человеком, занимавшийся продажей ветоши петербургским заводам, и потому такой фамилией следует гордиться.
- Ребята над тобой смеются из зависти, - пояснила родительница, - потому что ты лучше их. Не обращай внимания, они того не стоят, а с этой оторвой на первом этаже мы разберёмся!
Этим же вечером его отец пошёл вниз к соседям и вернулся через полчаса очень довольным. Подробности того визита остались неизвестны Ефиму, но выходки малолетки прекратились, с тех пор она лишь изредка ему встречалась на улице и всем своим видом давала понять, что разговаривать с ним не желает.
Школьные годы пролетели незаметно, пришла пора молодому Тряпкину решать, чем заниматься в этой жизни, какую профессию выбрать. Мать хотела, чтобы он стал, как она, врачом - педиатром, отец считал, что ему лучше всего найти себя в области городского строительства, но их отпрыск не выбрал ни то, ни другое, поступил в Государственный институт культуры, носивший в ту пору имя Надежды Константиновны Крупской. С первых же дней учёбы на факультете музыкального искусства и эстрады он понял, что в своём выборе не ошибся, за короткий срок завоевал уважение всего преподавательского коллектива, завёл новых друзей. Внешность у него была неброская, полноватый, среднего роста, рыжеватые, слегка вьющиеся волосы, острый нос, тонкие губы да маленькие голубые глаза за стёклами очков, вот и всё. Казалось бы, ничего особенного но, тем не менее, первокурсник Тряпкин вскоре стал очень популярен среди студенток, когда он садился за фортепиано и исполнял «Орлята учатся летать» у них дрожали колени от возбуждения. Вскоре с одной из них начинающий музыкант сошёлся близко, дни и ночи напролёт влюблённая парочка проводила вместе в общежитии. Всё было прекрасно, не было больше обидных кличек, для всех он стал просто Ефимом, а для своей любимой подруги - Фимочкой. Увы, их роман продлился недолго, его родители мягко, но решительно дали понять, что никогда не примут её в свою семью.
- Зачем тебе приезжая из тверской области, у которой отец тракторист, а мать учитель младших классов сельской школы? - увещевала сына мать, - Да у неё лицо аферистки, родит ребёночка, а потом упорхнёт к другому мужику, повесив на тебя алименты и отхватив часть нашей жилплощади!
- Таких, как она, у тебя будет много, - вторил ей отец, - когда идут на рынок за арбузом разве хватают первый попавшийся? Нет, по нему постучат, посмотрят, потом возьмут второй, третий. То же самое и в твоём случае, оглянись по сторонам, вот, Ритка с первого этажа, она гораздо интереснее этой деревенской коровы будет!
Тряпкин – старший был прав, насмешница Ритка Ларичева, за эти годы действительно стала очень интересной. Высокая, длинноногая, загорелая, с чёрными, как ночь глазами и такими же чёрными прямыми волосами, спускающимися аж до самых плеч, по ней сохли все парни во дворе. Ефим тайком на неё тоже засматривался, но первым заговорить не решался, а она его вообще в упор не видела, никогда не здоровалась при встрече.
Разговор кончился тем, что сын внял советам старших и вскоре расстался со своей студенткой, из-за неё портить отношения с отцом и матерью он не видел никакого смысла. Однажды на Большом проспекте ему повстречалась Ритка, девушка прошла мимо, даже не повернувшись в его сторону. Сей факт вызвал в нём великое возмущение, как это так, на него не обратили внимания, пусть же тогда она себе голову разобьёт, и не будет у неё больше других ухажёров!
Подумав так, Тряпкин сел в автобус и поехал по своим делам, новый день сулил ему много интересного, дружеские посиделки с однокурсниками в кафе «Север» на Невском проспекте вернули ему хорошее настроение. Увы, он даже не догадывался, о том, какую новость узнает дома – за ужином мать сообщила, что их молодая соседка снизу поскользнувшись на лестнице, ударилась затылком о ступеньку, потеряла сознание и сейчас находится в больнице. Ещё через три дня у него состоялась встреча с её отцом, специально поднявшимся к нему на третий этаж для разговора.
- Нет больше моей девочки, - сказал он, глотая слёзы, - отдала она Богу душу, завтра в 9.30 будет прощание в крематории, приходи.
- Глубоко Вам сочувствую, но прийти никак не смогу, в это время мне необходимо быть в институте на занятиях, - развёл руками Ефим, - к тому же дело ещё в том, что я и ваша дочь, мы никогда не были друзьями.
- Знаю, что не были, но всё равно приходи, - повторил Ларичев – старший, - перед самой смертью она пришла в себя и произнесла твоё имя – Фимочка. Видать, очень важен ты был для неё…
Тряпкин на прощание так и не явился. Разумеется, он запросто мог прогулять лекции, но тащиться на другой конец города ради того, чтобы увидеть покойницу, с которой не то что никогда не встречался, но даже и не разговаривал толком, у него не было никакого желания. Назвала она его имя, ну и что с того, это был всего лишь предсмертный бред, а случившегося всё равно не исправить.
Через полгода родители Риты получили квартиру где-то в новостройках и съехали из дома на Среднем проспекте, больше о них никто ничего не слышал. Ефим Тряпкин продолжал жить своей прежней жизнью, не зная никаких забот, и по окончании института согласно распределению, попал в оркестр Ленинградского Мюзик-холла под управлением Станислава Горковенко на должность пианиста. Великий дирижёр, услышав его игру на клавишных, поморщился и сказал:
- Забудь всё, чему тебя учили, у меня здесь серьёзный оркестр, а не студенческая самодеятельность, сходись с ребятами перенимай их опыт, вливайся в коллектив, а там посмотрим, чего ты стоишь!
Истинное значение слова «вливайся» молодой музыкант понял только через три недели, когда к нему подошёл ведущий тромбонист и деловито осведомился, собирается ли он проставляться в честь своей первой получки. Получив утвердительный ответ, духовик весь просиял от радости. После репетиции к ним присоединились два скрипача, ударник с виолончелисткой и седой, как лунь кларнетист, когда-то игравший у самого Леонида Осиповича Утёсова. Немного посовещавшись, вся дружная компания отправилась в ближайшую столовую, взяли щей, люля-кебаб, пирожков – тошнотиков, кларнетист сгонял в «стекляшку» за портвейном, и началось пиршество. Тряпкин не помнил, как выходил из-за стола, но утром проснулся у себя дома в своей кровати, с жуткой головной болью, с шишкой на лбу и с пустым кошельком в кармане брюк. На репетиции Станислав Горковенко увидев его помятую физиономию, улыбнулся, поднял большой палец правой руки вверх, а затем подошёл и тихо шепнул на ухо:
- Молодец, продолжай в том же духе!
Вот так Ефим стал полноправным членом музыкального коллектива, у него появилось много приятелей, но особенно он сблизился с пожилым кларнетистом, который в свободное от репетиций и спектаклей время за бутылкой креплёного вина рассказывал ему всякие интересные истории. Некоторое время он встречался с девушкой, работавшей в театральном гардеробе, но вечерние походы в кино ей быстро надоели, а ничего другого со своей зарплаты в 120 рублей Тряпкин предложить не мог. Как-то раз, находясь в расстроенных чувствах, он пожаловался на жизнь своему старшему другу, и тот внимательно выслушав, ответил:
- Если не хватает денег, то существует только три возможных способа решения этой проблемы. Способ первый – где-нибудь их украсть, но я не советую тебе так делать, слишком рискованно, риск не для тебя. Способ второй – смириться со своим нынешним положением и просто плыть по течению, радуясь тому, что имеешь. Тебе это тоже не подойдёт, ведь ты не из тех, кто довольствуется малым. И, наконец, способ третий – постараться эти деньги где-то заработать. Как раз то, что нужно.
- И где я их заработаю, - удивился его собеседник, - не пойду же я на железную дорогу вагоны разгружать?!
- Конечно, нет, такого и врагу своему желать не надо. Немного терпения, мой юный друг, я постараюсь тебе помочь. Есть у меня один хороший знакомый, тот человек, который тебе нужен.
- Как мне с ним встретиться? Если у него есть телефон, я мог бы ему позвонить.
- Не нужно никаких телодвижений. Он тебя сам найдёт. Скоро.
Кларнетист оказался прав, через несколько дней, поздним осенним вечером, когда усталый после премьеры Ефим выходил из здания ДК им. Ленсовета, где располагался Мюзик-холл, к нему подошёл прохожий в длинном, светло - коричневом плаще и бесцеремонно взяв его за локоть, спросил:
- Молодой человек, Ваша фамилия – Тряпкин?
- Да, а Вы кто будете?
- Моя фамилия Фукс, зовут Рудольфом, у нас с Вами есть один общий друг, он мне отрекомендовал Вас, как талантливого музыканта.
- Я пианист, чем могу быть Вам полезен?
- Мне необходим музыкальный аккомпаниатор, - собеседник Ефима, не спросив его согласия, перешёл на «ты», - но не пианист, а бас-гитарист. Можешь сыграть на бас-гитаре?
- Могу. Требуется выступить на сцене в составе какого-то оркестра?
- Нет, необходимо подыграть одному хорошему барду, я устраиваю у себя на квартире домашний концерт.
- Если бард хороший, с удовольствием подыграю.
- Этот концерт мы запишем на магнитофонную ленту. Учти, песни будут исполняться специфические, блатные. Тебя это не смущает?
- Совершенно нет. Сколько я получу за своё участие?
- Еврей еврея не обидит, – Рудольф хитро подмигнул своим серым глазом и вырвал листок из своей записной книжки, - вот тебе адрес и телефон на всякий случай, приходи ко мне послезавтра в час дня, инструмент будет тебя ждать. Прошу не опаздывать, я люблю пунктуальность!
Запись концерта на бытовой магнитофон в домашних условиях – такое предприятие Тряпкину показалось, мягко говоря, сомнительным, но любопытство, а так же желание хоть немного приподняться материально взяло в нём верх. Как оказалось, Фукс проживал недалеко от того места, где они познакомились, на Ропшинской улице, в огромной коммунальной квартире, он радушно встретил своего нового товарища, и после короткого обмена любезностями провёл его через проходные комнаты к себе. Там, на стареньком диване, сидел худощавый черноволосый мужчина в тёмных брюках, белой рубашке и галстуке настраивающий шестиструнную гитару. Прямо перед ним на табурете стоял готовый к работе магнитофон «Днепр».
- Аркадий Северный, - представился черноволосый, - а, Вы, уважаемый, тот самый Фима, о котором мне так много рассказывали?
- Ефим, - поправил его Тряпкин, обидевшись на такое обращение к себе и демонстративно повернувшись к Рудольфу.
А Рудольф тем временем начал волноваться, как оказалось, он ожидал ещё одного человека, а того всё не было. Троица прождала некоторое время, и так и не дождавшись, приняла решение начать записываться. Бас-гитара «Тоника» оказалась уже заранее подключённой к усилителю, Ефим без труда подстроился под Аркадия, который сходу подбирал аккорды к текстам песен, аккуратно написанными от руки крупным почерком на листах писчей бумаги.
- Вижу, вы хорошо понимаете друг друга, раз так – мотор! – Фукс протянул руку к кнопке магнитофона.
- Нет, - замотал головой Северный, - ты же знаешь, мне необходимо немножко промочить горло, иначе не будет никакого куража!
Его каприз был уважен, выпив рюмку водки, он сразу почувствовал прилив энергии, и взяв ещё несколько пробных аккордов, дал понять, что вот теперь действительно можно начинать. Как только бобины закрутились Аркадий, пододвинулся ближе к микрофону и толкнул импровизированную речь:
– Товарищи! Петь и пить – для меня это синонимы. У меня сегодня хорошее настроение… Дело в том, что сегодня праздник – день рождения дочки моего хозяина. И я сегодня буду петь в основном весёлые задорные песни. Может быть, расскажу несколько анекдотиков таких весёлых. Итак, начинаем с песни-таки "По блату".
Тряпкина очень позабавила эта песня, рассказывающая о сотруднице театра, устроившей своему непутёвому младшему брату билет на «Травиату», а тот его взял да и пропил. Далее последовало несколько анекдотов, в том числе один широко известный про поезд «Ленинград-Москва», а потом снова песни с таким содержанием, которое не одобрил бы ни один, даже самый либеральный худсовет. Северный совсем разошёлся в своём порыве, когда раздался звонок в дверь.
- Это Володька, припёрся наконец-то, - пояснил Фукс, отправляясь открывать, - ну сейчас задам я ему перцу!
Володькой оказался блондинистый молодой человек, почти ровесник Ефима, притащивший с собой ещё один магнитофон, сумку с продуктами и фотоаппарат, было видно, что он очень переживает по поводу своего опоздания и надеется на снисхождение. Надежды эти оправдались, Рудольф, увидев, как на столе появилась докторская колбаса, скумбрия горячего копчения, костромской сыр и три бутылки «Южной ночи» сменил гнев на милость, пробурчав только, что все евреи пришли вовремя, а один русский почему-то опоздал почти час. Был объявлен обеденный перерыв, пока сервировался стол, гость приготовился к новой музыкальной сессии и зарядил фотоаппарат.
- Не хочу фотографироваться, - запротестовал Северный, - ещё не дай бог, потом на улице узнавать начнут!
- Вот так никто тебя не узнает, – Владимир одел ему на голову пышный женский парик.
- Хорошо смотришься, Аркаша, теперь так и будешь петь, – одобрил Фукс, разливая вино по стаканам, - ну а пару снимков обязательно нужно сделать для истории, ведь то, что мы сегодня записываем, будут слушать наши дети с внуками, спустя много лет!
- Вы действительно так считаете? – невольно вырвалось у Ефима.
В ответ Рудольф посмотрел на него как учитель на первоклассника, сомневающегося в том, что дважды два – четыре. После еды его компаньон взялся фотографировать Северного в различных ракурсах, Аркадий, находясь под воздействием алкоголя, уже не был против этого. Далее записали ещё несколько песен, и на этом решили остановиться, время было уже позднее. Тряпкин ушёл первым, получив за свою работу всего лишь три рубля.
- Я плачу справедливо, - произнёс Фукс, глядя на кислое выражение его лица, – ты всего лишь играл на гитаре. Не огорчайся, и приходи завтра снова, мы ведь только первую часть бобины записали.
Ефим возвращался домой, глубоко разочарованный, решив никогда больше не иметь дел с этой компанией. Потеря целого дня ради какой-то жалкой трёшки, нет, и ещё раз нет, оно того не стоило. Погружённый в эти размышления, он не заметил красного сигнала светофора, и чуть было не угодил под колёса с бешеной скоростью мчавшегося грузовика. Лишь на противоположной стороне улицы к нему пришло осознание того, что только благодаря чуду с ним ничего не случилось. Неудачливый аккомпаниатор пытался отряхнуть забрызганную грязью куртку, когда услышал удаляющийся стук женских каблучков, и похолодел от ужаса, потому что узнал эту походку. Так могла идти только Ритка Ларичева! Ноги сами понесли его вперёд, на этот звук, уже ясно был различим до боли знакомый женский силуэт, свернувший в один из проходных дворов, коих на Петроградской стороне было бесчисленное множество. «Остановись,- сказал сам себе Тряпкин, добежав до арки и переведя дух, - ты сейчас делаешь глупость, в этих дворах может быть небезопасно, а девушка, которую ты только что видел, могла быть кем угодно, но только не той, о которой ты подумал, потому что её на этом свете больше нет!». Приведя свои мысли в порядок, он засунул руки в карманы брюк и повернул обратно в сторону метро, а на следующий день, поменяв своё прежнее решение, снова явился к Фуксу.
В этот раз всё было гораздо интереснее, Рудольф с Владимиром приняли самое непосредственное участие в музыкальном сопровождении, используя детскую органолу с маракасом. Аркадий выложился, как говорится, на все сто, да и сам Ефим постарался, всего за час, заранее подготовленный песенный материал был записан на ленту. Все были довольны, но особенно Владимир, так как была исполнена композиция, автором которой являлся он сам – юморная переделка популярного музыкального произведения «Ромашки спрятались, поникли лютики…». Окончательную точку в этом проекте поставил его главный художественный руководитель, выдав после итогового прослушивания фонограммы свой вердикт:
- У нас получилась не сгущёнка, а настоящий швейцарский шоколад, всем объявляю благодарность, этот концерт обязательно пойдёт в народ!
- Может быть, и вчерашние песни перепишем заново, - предложил Владимир, - мы можем сделать их ещё лучше.
- Нет, это уже пройденный этап. Аркаша, дай-ка Фиме гитару, мне интересно послушать, как он поёт.
- Рудик, неужели тебе меня недостаточно? - с обидою в голосе отвечал Северный, но перечить шефу не стал и протянул свою шестиструнку Тряпкину.
- Что же мне спеть, – поинтересовался Ефим, коснувшись пальцами струн, - как насчёт такого?
Не дожидаясь ответа, он исполнил, «Где вы теперь, кто Вам целует пальцы…» и это определило его судьбу на многие годы вперёд. Фукс слушал предельно внимательно, а потом промолвил:
- Ну что же, молодой человек, очень даже недурственно, мы с тобой вдвоём обязательно что-нибудь придумаем.
- Да ну, ерунда это, я Вертинского лучше исполняю, - снова вклинился Северный.
- Нет, твой козырь – блатняк, а Вертинского петь у меня теперь только Ефим будет, и это не обсуждается! – отрезал Рудольф.
В этот раз он очень тепло расстался с Тряпкиным, спустился из квартиры вместе с ним по лестнице вниз, долго жал ему руку, вручил очередной трояк и на прощание сказал:
- Всё начинается с малого, ты хорошо себя показал в паре Аркадием, а на что способен без него, надеюсь, мы с Володькой скоро узнаем. Если я тебя приглашу играть и петь в составе настоящего ансамбля, согласишься?
- А какова будет оплата в этом случае?
- За игру в настоящем ансамбле и оплата будет настоящей, придёт время, ты у меня звездой подпольной песни станешь. До встречи, позвоню тебе через пару недель!
Увы, эти слова остались только словами, Фукс не позвонил, ни через пару недель, ни через месяц. Ефим несколько раз пытался связаться с ним сам, но строгий женский голос в телефонной трубке всегда отвечал, что Рудольфа нет дома, и когда появится – неизвестно. За осенью наступила зима, город Ленинград встретил новый 1975 год, его жители в подавляющем своём большинстве с оптимизмом смотрели в будущее, а наш молодой музыкант всё пребывал в состоянии уныния без гроша в кармане. И снова на выручку к нему пришёл друг из оркестра, предложивший новую подработку в плавучем ресторане «Корюшка» на набережной лейтенанта Шмидта. Из его рассказа следовало, что клавишнику ансамбля, игравшего в этом заведении, частенько приходится брать отгулы по уходу за престарелой матерью, и в связи с этим его место частенько пустует.
- Это очень прибыльное дело, - втолковывал кларнетист Тряпкину, - помимо основной зарплаты у тебя появится возможность ловить «карасей», исполняя песни на заказ, если, конечно понравишься местной публике. Стоимость одного «карася» может доходить до «четвертного», так что бери ноги в руки и дуй в этот ресторан, найдёшь, басиста Славку Елейного, скажешь ему, что ты от меня, а он всё устроит!
Музыканты «Корюшки» встретили Ефима радушно, а со Славкой Елейным он сразу же подружился. Первое выступление в составе этого ресторанного ансамбля у него состоялось в этот же день и прошло оно достойно. Пусть ни одного жирного «карася» схватить тогда не удалось, но к его игре на инструменте никаких претензий не было, а заработок за вечер составил целых пятнадцать рублей, что ни говори, есть чему радоваться.
Вот так постепенно всё у него закрутилось и завертелось. Днём – работа в оркестре Мюзик-холла, два вечера в неделю – подработка в ресторане, в свободное время встречи с новой подругой да употребление портвейна, так прошло несколько месяцев. Ну а потом неожиданно снова объявился Фукс, вместе с неприметным на вид гражданином в пиджаке стального цвета он завалился в «Корюшку», дождался перерыва и сразу же подошёл к Тряпкину, попивавшему кофе за столиком для музыкантов.
- Привет, Фима, - сказал он, усевшись напротив, - давно, мы не виделись, но тому были причины. Позволь мне представить тебе моего друга Сергея Ивановича, настоящего гения звукозаписи и великого косаря!
- Моя фамилия Маклаков, - произнёс его спутник, - Рудольф говорил мне о тебе, как о талантливом музыканте и исполнителе песен.
- Я подыгрывал одному барду по имени Аркадий, у которого было очень интересное прозвище …
- Северный, тот ещё персонаж. Как насчёт того, чтобы сыграть и спеть в составе «Братьев Жемчужных»? Ты слушал их записи?
«Братьев Жемчужных» Ефим не слушал, но название это ему было известно от музыкантов «Корюшки», они очень хорошо отзывались об этом ансамбле, и недолго думая, он дал своё согласие. Записываться было решено через неделю в новой квартире Фукса на проспекте Смирнова, куда тот въехал совсем недавно. Условием Рудольфа стало обязательное исполнение нескольких песен Тряпкиным, а так же участие Елейного в качестве аккомпаниатора. На всё это Маклаков дал добро.
- Вы наверно решили, что я забыл про вас, - говорил Фукс своим протеже, когда они явились к нему в назначенный день и час, - ничего подобного, просто решал свои жилищные дела, и что из этого получилось – у вас перед глазами. Отныне это место станет главным центром неформальной песни всего Советского Союза!
В комнате, отведённой её хозяином под запись концерта, их встретили трое других музыкантов во главе с Сергеем Ивановичем Маклаковым – ударник, гитарист и скрипач, было видно, что они хорошо знают друг друга. Гитарист, которого все называли Колей Ржавым, сразу же заинтересовался Ефимом, долго его расспрашивал о Мюзик-холле, затем попросил наиграть что-нибудь на новеньком пианино и одобрительно кивнул головой, оставшись довольным тем, что услышал.
- Всё нормально, Иваныч, - сказал он Маклакову,- с этим парнем мы сработаемся, ещё минут пятнадцать помузицируем, и можно будет начинать!
- А где Володя,- поинтересовался Тряпкин, вспомнив о молодом товарище Рудольфа, - разве он не приедет?
- Нет, - покачал головой его шеф, - не приедет. Вот полюбуйся, мой новый мафон, не правда ли, красавец?
Приобретённый Рудольфом серебристый «SONY» был очень дорогим и редким, у Сергея Ивановича аппарат тоже был не из дешёвых, но по сравнению с этим выглядел более блекло, впрочем, такой контраст его нисколько не смущал, он сосредоточенно настраивал уровни записи, стараясь ни на что не отвлекаться. Рудольф долго стоял рядом, наблюдая за всеми этими манипуляциями, а потом очень деликатно попросил и ему помочь с настройками, на что получил категорический отказ. В итоге обладатель чуда японской техники кое-как всё сделал сам, на этом основная подготовительная часть была завершена. Музыканты заняли свои места, перед этим выпив по стакану портвейна, которого в углу комнаты стоял целый ящик. С их стороны всем творческим процессом заправлял Коля Ржавый, скушав кусок сыра, он с довольным лицом подошёл к микрофону и объявил:
- Начиная третий концерт популярнейшего ансамбля "Братьев Жемчужных", мы его посвящаем нашему большому другу Сергею Ивановичу Маклакову и исполняем первым номером песню популярных одесских композиторов Франциса Налея и Мишеля Неграмма, "Песню о Ромео и Джульетте".
Эту песню исполнил барабанщик ансамбля по имени Генка, он же её и предложивший. Работа за ударной установкой ему совершенно не мешала петь, свой номер он исполнил очень задорно. Ефим, как ему тогда показалось, партию на пианино сыграл тоже удачно, ведь мелодию, на которую исполнялась эта песня, он знал наизусть ещё со студенческой скамьи. Вслед за этой композицией последовала ещё одна, на стихи Высоцкого, а потом пили портвейн все, кроме Рудольфа, обиженного тем, что его личность в посвящении никак не была обозначена.
- Серёжа, Коля, - заговорил он, - мы же с тобой условились, что мои ребята тоже будут петь!
- Давай, потом, ладно? – отмахнулся от него Маклаков.
- Нет, Иваныч, пускай они тоже споют, - вмешался Ржавый, - не всё же время нам с Генкой пыхтеть, мы не лошади Пржевальского!
- Уговорили, - Сергей Иванович с деланным равнодушием пожал плечами, - дерзайте парни!
- Пришёл твой час! – подмигнул Тряпкину Коля и вернувшись к микрофону, объявил, - А сейчас для вас прозвучит песня из репертуара Вертинского, посвященная Вере Холодной. Песня называется: "Лиловый негр".
Ефим вложил в это исполнение все свои силы и не напрасно, музыканты ему с удовольствием подыгрывали, а Фукс весь преобразился, это было именно то, чего он ждал. Теперь полной его противоположностью стал уже Маклаков, сидевший подле своего магнитофона со скучающим видом, скрестив руки на груди и уставившись в стену комнаты, оклеенной новыми светлыми обоями.
- Коля, давай теперь ты пой, - сказал он, когда песня закончилась, - а Фима, потом исполнит нам что-нибудь весёлое, с русско-еврейским акцентом.
В репертуаре Тряпкина были подобные произведения, после Ржавого он исполнил «Жил на свете Хаим», но впечатления на заказчика снова не произвёл и уступил микрофон Елейному. У его товарища по «Корюшке» опыта выступлений в ресторане было гораздо больше, классическая ресторанная песня «Одену я чёрную шляпу» в его интерпретации понравилась всем без исключения. За ним снова пели Коля и Генка, Ефим со Славкой тоже были ещё несколько раз допущены к микрофону, и в итоге все участники концерта исполнили примерно одинаковое количество номеров. Исключением стал только скрипач, заявивший, что он не певец, а пьяница.
Как потом оказалось, запись у Маклакова получилась гораздо лучше, чем у Фукса, у Рудольфа были ярко заметны искажения звука. Не понимая, почему же так произошло, он некоторое время сидел в прострации, а Сергей Иванович его самодовольно поучал:
- Чтобы получить хорошую фонограмму недостаточно иметь дорогой магнитофон, необходимо правильно установить микрофоны, настроить оптимальный уровень записи, не пожалеть денег на импортную ленту…
- Так я же вроде настроил уровни!
- Настроил с перегрузкой, потому теперь и звучит всё как из задницы. Но, не расстраивайся, так и быть, я тебе потом дам переписать с моего оригинала.
- А можно мне хотя бы послушать, как я пою? – вмешался в их разговор Тряпкин. Сергей Иванович, будьте добры, отмотайте на «Лилового негра»!
- «Лилового негра» хочешь, ну что же, изволь, – гений звукозаписи протянул ему наушники, - на будущее, попрошу тебя вкладывать в песни больше энергии, как твой это делает твой товарищ Славка!
При иных обстоятельствах Ефим ответил бы очень резко на такую оценку своего исполнительского мастерства, но в тот момент ему было не до этого. Как оказалось, скрипка, пианино, гитара Коли, все вместе они прекрасно сочетались, а его вокал на их фоне звучал вообще просто потрясающе, дать такое послушать своим друзьям и знакомым – совершенно не было бы стыдно. Думая так он дослушал песню до самого конца, и хотел уже вернуть наушники их обладателю, как вдруг до него донёсся ехидный женский возглас: «Ляпка – Тряпка!». Дальнейшее происходило с ним как в тумане, ударник Генка, находившийся рядом, вовремя пришёл к нему на помощь, удержав от падения, а Коля, усадив на диван, протянул стакан воды.
- Да что с тобой такое, - осведомился он, - никак портвейн в голову ударил?!
- Я в порядке, - выдохнул Тряпкин, - дайте мне ещё раз послушать песню, что за женский голос там был в паузе?
- Нет никакого женского голоса, убедись, – Маклаков подключил свой магнитофон к колонкам и включил воспроизведение на полную громкость, – Коля прав, это портвейн с тобой злую шутку сыграл.
Действительно, теперь кроме шороха ленты между песнями ничего не было. Музыканты пожали плечами, дескать, бывает, слышится всякое, один лишь Фукс отнёсся к происшедшему серьёзно, предложив потом сходить в синагогу, поговорить с раввином о случившемся. Ефим, далёкий от религии, отнёсся к этой идее скептически, а получив два красных червонца в качестве гонорара за участие в концерте, вскоре вообще благополучно обо всём забыл, подумаешь, какой-то там случайный слуховой глюк!
Карфаген должен быть разрушен!
Марк Порций Катон
|
| |
| |
